... знаешь, мне уже две недели совсем ничего не снится
и не пишется, не смеётся, не говорится...
я загрузила себя работой, придумала сто два дела,
убедила себя в том, что я и не хотела ничего, не хотела.
ни тебя не хотела, ни смеха твоего не хотела,
ни жёстких волос, ни мягкого мятного тела....
и теперь мне уже две недели совсем ничего не снится,
только горько естся и горько спится.
... знаешь, мне уже две недели никто не звонит домой.
говорят, ты сменила номер, теперь мы не знаем твой,
а я не могу подобрать себе ни номера, ни судьбы,
открываю справочник, собственный справочник, а там только - бы.
там написано, что не будет ни нежности, ни борьбы,
ни губ твоих пряных, а только сплошное - бы.
сплошное условие, не выполняемое до конца ни одной судьбой,
и расстояние, чёртово расстояние между мной и тобой.
... и две недели я засыпаю под связанным не-тобой дримкетчером,
он, видимо, ловит всё, и вроде бояться нечего,
но я иногда думаю: что если все мои сны до последнего,
он отдаёт... тебе? может, мне присылали и города летнего,
и улочек не-московских, и сада, и несовершеннолетнего
мальчика из сладких грёз де сада, и трамваи со звоном летящие, безбилетные...
но пока - я закрываю глаза, засыпаю вечером,
и просыпаюсь утром: пустая, выхолощенная, беспечная.
... мне уже две недели совсем ничего не снится.
снимаю ловушку. закрываю к тебе окно.
приснись мне, пожалуйста, маленькой, круглой птицей,
поедающей на моей ладони пшено...
(Марта Яковлева)